В июне 2022 года Минюст внес «Комитет против пыток» в реестр иностранных агентов. Тогда же члены КПП приняли решение о ликвидации организации, поскольку не собирались обманывать окружающих и обзывать себя теми, кем правозащитники никогда не являлись — «иностранными агентами».
Мы создали новую организацию — Команду против пыток. Я был выбран руководителем и руковожу командой в Нижегородской, Оренбургской областях, Москве, Санкт-Петербурге, Краснодарском крае и республиках Северного Кавказа.
Путь правозащитника в России далеко не усыпан розовыми лепестками. Несмотря на все испытания, через которые мы сейчас проходим, сограждане нас поддерживают и всячески помогают, а значит мы нужны.Когда мы создавали организацию, термин «пытки» вызывал достаточно странную реакцию. Люди спрашивали: «Против чего? Против пыток? У нас что, Средневековье что ли?» Но мы говорили: «В милиции же бьют». Нам отвечали: «Ну бьют, но не пытают же!» Термин «пытка» вызывал удивление и требовал расшифровки. Ни у кого никогда не вызывало удивления то, что в полиции могут избить, и отношение было к этому соответствующее: «Ну избили и избили. Не искалечили, и слава богу».
Я участвую в опросе, если человек к нам пришёл и ему нужно срочно обращаться в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ). Я оцениваю перспективность дела, поскольку координирую работу с этой структурой. Не знаю почему, но все женщины, у которых что-то произошло с детьми, автоматически попадают ко мне. Еще бывает, складывается ситуация, что никого нет на месте, или юристы не всегда понимают, наш этот случай или нет.
Наша специализация — это вторая и третья статьи конвенции: нарушение права на жизнь и нарушение права на свободу от пыток и бесчеловечного унижающего обращения. Допустим, статьи применяются в отсутствие адекватного расследования относительно смерти сына или дочери в школе. Это нарушение второй статьи в отношении самого ребенка и третьей статьи в отношении родителей, потому что они страдают из-за того, что государство не предпринимает адекватных мер, чтобы установить, что же случилось в госучреждении, в результате чего ребенок погиб.
Если честно, проводить опросы нетяжело. Но это я могу сказать только о себе. У меня достаточно устойчивая психика. Я не ставлю никаких блоков на негативную информацию, просто воспринимаю жизнь такой, какая она есть, и всё.
Эта конференция – попытка дать знания и повысить уровень образования тех, кто работает с нашей тематикой, но не является членом Комитета против пыток. Один тренинг предназначался для врачей. Среди них – травматологи и психологи, работающие в частных клиниках или государственных учреждениях. Травматолог – это первый человек, к которому обращается потерпевший от пыток, если он собирается защищаться юридически. Психологи – это люди, к которым обращаются, чтобы работать с подследственными. Эти врачи работают с теми же людьми, что и мы, но делают несколько другие вещи.
Вместе мы решаем одну задачу, но наш Комитет постоянно ищет информацию. У нас приличный объем знаний за счет налаженного обмена опытом с зарубежными коллегами. Врачам же негде получить подобные знания. В госучреждениях вообще никто не выделяет жертв пыток в отдельную категорию, нет никаких образовательных программ и никакого интереса к этому. Поэтому мы пытаемся повысить профессиональный уровень этих людей, чтобы нам было легче работать с жертвами и оказывать им всестороннюю и квалифицированную помощь.
Второй тренинг вела Ильвес из Европейского Комитета против пыток. Это занятие для членов Общественных наблюдательных комиссий (ОНК). На нём присутствовали наши юристы. Она рассказывала о подходах Европейского Комитета к посещению мест лишения свободы.
Мне часто режут колеса, причем не только в связи с правозащитной деятельностью, бывает, просто не там встану… Но рядом с офисом машина не создавала никаких помех. Хотя проткнуть колесо могли около гостиницы, где проходила конференция, сбоку был виден порез.
Полагаю, что этим занимается какая-то шпана. Органы такого делать не станут. У нас как-то хулиганы ночью камни кидали в офис, хотели разбить окна, попали c восьмого раза, а потом поняли, что камера снимает, и убежали. Всё время у них как-то нелепо всё выходит.
Периодически нас приглашают на беседы правоохранительные органы, но это элемент следственной деятельности, поэтому мы спокойно к этому относимся. Обычно люди из Центра «Э» стоят напротив нашего офиса под крышей детской поликлиники среди колясок.
Дело по заявлению Александра Кабанова — нижегородца, пожаловавшегося на избиение в отделе полиции, — виделось перспективным. Мы собрали доказательства применения к нему насилия со стороны полицейских. Получили объяснения матери и коллег, подтвердивших, что Кабанов был здоров в момент, когда полицейские забрали его с работы и доставили в отделение. Ну и медицинские документы указывали на наличие у него следов телесных повреждений. Кабанов обратился в Следственный комитет с заявлением об избиении.
Полицейские решили «договориться» с ним. Несмотря на наши заверения и попытки убедить Кабанова в противозаконности внесудебных «договорняков», он получил от сотрудников органов крупную сумму денег и забрал заявление. После такого поворота мы не могли представлять его интересы. Этот поступок, можно сказать, развязал руки недобросовестным сотрудникам полиции.
Беспринципность в вопросах о допустимости или недопустимости пыток и миф о безнаказанности должностных преступлений, существующие в обществе, — это те столпы, на которых и зиждется сама проблема, болезнь нашего общества под названием «пытки».