МИХАИЛ РОГАЧЕВ

Я пришел в «Мемориал» из любопытства. Приятели рассказали, что у нас пройдет организационное собрание «Мемориала», ну и решил сходить – интересно же. Я же историк. А личных причин не было – никто в семье не пострадал. Револьт Иванович Пименов, первый председатель правления, предложил выбрать меня заместителем председателя. А дальше пошло-поехало. Начали приходить люди, рассказывать, просить помочь с реабилитацией. И вот так появилось понимание того, что это знать надо не только самому, необходимо рассказать другим, аргументированно, а не на уровне лозунгов.

Наш мартиролог – это не просто собрание имен. Это документ. А для многих – последнее известие о родных людях. Я не считал, сколько людей к нам обратилось, но много, очень много. Находят в книгах знакомые имена, просят узнать, что стало с человеком, где он похоронен. А мы, в лучшем случае, можем сказать, где это место, где было кладбище. Могил не найти.

Тома мартиролога — тематические. В этом уникальность нашего издания. Каждый том посвящен памяти определенной группы репрессированных. Среди них — издание про осужденных в Коми по политическим статьям, о российских немцах, есть отдельный том по раскулаченным спецпоселенцам со всей России, по полякам, депортированным в этот регион. Том по заключенным Ухтпечлага (Ухтинско-Печорский исправительно-трудовой лагерь) и отдельная работа по Ухтижемлагу (Ухто-Ижемский исправительно-трудовой лагерь). Хотели выпустить новое издание, целиком посвященное Воркуте, но пока не получилось.

Мы готовим энциклопедический справочник «ГУЛАГ в Коми». Половину текста из него составляют биографии заключенных. Остальные материалы касаются лагерного производства, газет, театров и населенных пунктов, выросших из лагерей. Сегодня готово уже более 700 статей. Справочников подобного рода попросту не существует — это уникальный случай.

«ГУЛАГ – существенная часть нашей истории. Она еще только пишется. Речь о судьбах миллионов наших граждан, которые через это прошли»

Разговоры о размахе сталинских репрессий, о том, сколько людей были репрессированы, кто врет, кто не врет — все это пустые слова, пока мы конкретно не подсчитаем, сколько людей, осужденных по 58 статье, прошло через исправительные лагеря. Интересно, что 90% осужденных по этой статье — люди, которые не имели никакого отношения к политике, обычные рабочие, крестьяне, попавшие под горячую руку.

Один мой знакомый по фамилии Тараканов дожил до 100 лет, к сожалению, он недавно умер. Он был высокой шишкой в Исполкоме. Вспоминал, что когда его посадили, он спросил своего сокамерника, за что тот сидит, на что получил ответ: «Не знаю, мне сказали за «дросизм» какой-то». Люди не могли слово «троцкизм» выговорить, понимаете? А что под этим подразумевалось, они и подавно не знали.

Вот еще был случай давно. Рассказал на нашем радио о судьбе финского рабочего, Вилхо Грена, который приехал искать работу в СССР, попал в лагерь, да там и сгинул. Так, для примера рассказал. А передачу услышали в Финляндии. И журналисты заинтересовались, стали искать следы этого человека. И нашли жену. Она 50 лет не знала, что стало с мужем – уехал и пропал.

«Среди сотен тысяч заключенных ГУЛАГа было много незаурядных личностей: писатели, поэты, ученые, инженеры»

В 1937 году план посадок по Сыктывкару был выполнен, в заключение попали 2000 человек. По деревням посадок почти не было, потому что там хрен кого поймаешь, до каждой деревни по двое суток на лодке добираться, зачем мучиться? За годы сталинских репрессий из тех, кто жил в республике, по 58 статье посадили 11 000 человек. Из этих 11 000 примерно 8000 – заключенные, то есть их уже в лагерях по второму разу судили.

В течение 30 лет ГУЛАГ определял развитие республики. С 1930 по 1960 годы экономика держалась на труде заключенных. Нефть, уголь и газ добывали зэки, даже половина лесозаготовительных производств использовала труд заключенных. В республике существует больше 60 населенных пунктов, выросших из лагерных поселений.

На сегодня у нас собрана самая большая база по России — 130 000 человек — это примерно 10% того объема работы, который мы намерены проделать.

«Мы работали пятнадцать лет. В течение этого времени собраны данные только по двум лагерям, а только в одной Республике Коми их было двадцать»

Усложнилась работа с государственными архивами. Общественным организациям закрыт доступ к личным делам, находящимся в них. Такие документы считаются попадающими под закон о персональных данных, хотя, на наш взгляд, у умерших не бывает персональных данных

Часто нам помогают сами внуки репрессированных. Когда нам нужно было уплатить залог в размере 25 000 рублей для участия в конкурсе на издание мартиролога «Покаяние», мы собрали с их помощью нужную сумму. Такие вещи присутствуют в нашей работе постоянно.

У нас много сторонников, противников тоже хватает. Главный аргумент: «вам бы только изгадить советскую историю, вы только плохое в ней видите». Пятая колонна, работающая за американские «печеньки». Смешно, но фонд никогда не получал зарубежные гранты. Я не говорю, что это хорошо или плохо. Это просто факт – не получал.

Фонд много чего делает. Мы не только издаем книгу памяти жертв политических репрессий. Проводим выставки, конференции – вместе с музеями, библиотеками. У нас каждый год до 20 школьных поисковых отрядов летом ходит – по местам бывших спецпоселков, лагерей. Записывают воспоминания, составляют планы этих мест, описывают, ставят памятные кресты на заброшенных кладбищах.

В этом году нас лишили права издавать мартиролог. Теперь это будет делать университет – ему нужнее для имиджа и для денег. Как это будет происходить, не знаю. Пока не решили, что делать дальше. Если ничего не изменится, вероятно, будем потихоньку сворачиваться. Это не так-то просто. Библиотеку передали Национальной библиотеке – там она будет храниться как коллекция фонда «Покаяние». Жаль, ведь в свое время фонд создавался как государственно-общественное партнерство.