АНАСТАСИЯ ДЕНИСОВА

Анастасия Денисова

Я пришла к Светлане Алексеевне в «Гражданское содействие» как посетитель, а теперь сама принимаю людей в организации. Тогда шёл 2010 год, я прилетела из Краснодара, и у меня была тяжелая ситуация, связанная с преследованием за активистскую и гражданскую деятельность в крае. Мы работали с этническими меньшинствами и вели мониторинг нарушения прав. На меня и коллег оказывалось сильное давление, было заведено одно уголовное дело по надуманному предлогу, нам удалось его закрыть. Потом, как оказалось, второе было на подходе, но я тогда об этом еще не знала.

Мне было не на кого положиться, кроме своих друзей, которые организовали общественную кампанию в интернете, но я понимала, что это не поможет. Желание посадить меня за решетку было велико, адвокат это подтверждала. Мы решили обратиться к Светлане Алексеевне за помощью, тогда еще Комитет работал в другом офисе, это было полуподвальное помещение. У главы «Гражданского содействия» был маленький закуток между социальным приемом и бухгалтерией, она сидела на крошечном стуле, а я — около выхода. Во время нашего разговора к ней постоянно подходили посетители.

Я пыталась ей рассказать, какой ужас происходит, как я нуждаюсь в помощи, хотя не было понятно, что может остановить Следственный комитет. Я думала, что она вообще не сможет ничего понять из моего сумбурного рассказа, но, выслушав, сразу же сказала, что мы пойдем к Уполномоченному по правам человека Владимиру Лукину и будем звонить в правозащитный Совет при Президенте. Поедем в Краснодар и будем делать конкретные шаги. Я была в колоссальном восторге, потому что это было то, чего ни от кого нельзя было добиться.

Сейчас у нас большой офис, условия гораздо лучше, нежели в предыдущем месте. Мэр Москвы выделил нам муниципальную аренду, что очень благородно с его стороны. Двери организации всегда открыты для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию, поэтому для нас важно иметь нормальную комнату для приема беженцев.

Так сложилось, что целевая группа Комитета – это вынужденные мигранты, а именно лица, ищущие убежище. И основная часть людей, которая к нам приходит, — это граждане других государств, которые бегут либо из-за военных действий, либо от каких-то экологических катастроф, от политических преследований против них.

Мы также занимаемся трудовыми мигрантами, которые часто попадают в рабство, типичная характеристика их повседневности — принудительный труд. Помогаем тем, кто пострадал из-за нападений неонацистов, людям, которых избили за цвет кожи, неправильную одежду или за мусульманский платок. У нас есть проекты помощи людям, которые находятся в местах лишения свободы. Есть просветительские проекты, по правам человека, по межнациональным отношениям. Кроме консультаций мы помогаем вещами, медикаментами; там, где можем, если у нас есть средства, предоставляем гуманитарную помощь.

«Миграция – это как прилив, как поток воды в реке, как естественная сила, с которой бесполезно бороться, – она просто есть. Противодействовать ей абсолютно бессмысленно, все равно, что бороться с приливами и отливами»

Работать тяжело, никто не приходит сюда с хорошими историями. Когда удается что-то сделать, люди зачастую просто пропадают. Мы можем через 3 года узнать, что кому-то вернули невыплаченную зарплату, или какое-то обращение дошло до нужной инстанции.

У каждого своя мотивация в организации, но общим является история каждого конкретного посетителя. Через нашу приемную комнату проходят до нескольких тысяч человек в год. Когда проходят совещания, интервью, визиты гостей, мы иногда им говорим: «Извините, у нас прием». Когда человек приходит с проблемами, мы как минимум выслушаем и куда-то перенаправим. Люди, которые к нам приходят, и есть главная мотивирующая сила для нас.

Прием – самая тяжелая часть деятельности, потому что приходят люди с трагическими историями и судьбами, некоторые с надломленной психикой, подавленные или под угрозой лишения жизни. Иногда беженцы не понимают, куда пришли, что имеют возможность по-человечески высказаться, говорят с нами как с чиновниками, и через некоторое время спрашивают: «А вы разве не ФМС?».

Мы не работаем только на иностранные деньги. Если бы удавалось привлекать средства в том объеме, который необходим, за счет пожертвований людей и российских источников, мы были бы на вершине счастья, но такой возможности нет. Мы участвуем во всех российских конкурсах и некоторые из них нам удается выигрывать: например, несколько президентских грантов или целевые пожертвования из администрации города Москвы на поддержку нашего детского центра адаптации для детей беженцев. Но количество людей, которые приходят к нам с просьбами о помощи, превышает допустимые пределы. Это и женщины, которым требуется срочная медицинская помощь из-за беременности, и пожилые люди в критическом состоянии, люди с травмами и увечьями. Многим из них мы можем помочь благодаря тому, что имеем много проектов.

«К нам на стажировки приезжают иностранные волонтеры и говорят: «Как у вас интересно, а у нас там так скучно, в нашем предместье Лондона. В Амстердаме и Париже тоже, а у вас тут жизнь кипит»»

Самый большой из этих проектов финансируется Управлением Верховного Комиссара по делам беженцев ООН. Есть проекты и других фондов ООН: например, помощь лицам, пострадавшим от принудительного труда. Есть и доноры, от помощи которых мы просто не можем отказаться, потому что нам просто придется говорить людям: «Пожалуйста, уходите, у нас для вас нет никакой помощи».

Мы регулярно и аккуратно отчитываемся перед Управлением Верховного Комиссара ООН, отчеты идут в международную статистику. Я думаю, что правительство обращает на это внимание.

Анастасия Денисова с детьми, которых исключили из восьмого и десятого классов за просрочку регистрации. Тверь

На базе ООН рассматривается периодический доклад о правах человека в России. Сотрудники организации задают вопросы российским чиновникам по докладу, который составляют российские правозащитники. Конечно, это неправильно. ООН не должна быть единственной площадкой. Есть необходимость в формировании нормальных платформ для обсуждения проблем внутри страны.

Нас приглашают на общественные заседания при УФМС, и мы всегда ходим на них, но формат встреч не предполагает больших дискуссий. Идут выступления, в рамках которых рассказывается о новинках и изменениях в законодательстве и процедурах. Можно задать вопросы, но нормальной дискуссии и рассуждений о том, как реализовываются законодательные акты, нет.

Мы с моей семьей продали то, что у нас было в Краснодаре, и купили маленькую квартиру в области. Рады, ведь у некоторых и этого нет. Заработная плата правозащитника не позволяет достойно жить, мне бы долги отдать.

Я филолог по образованию, преподаватель английского и немецкого языков. Мы изучали много зарубежной и русской литературы. Образование связанно не только с педагогикой, но и с литературоведением. Это помогло мне в моей профессиональной деятельности. В университете с самых первых работ я интересовалась темой «языка вражды».

«Я не могу себя сравнивать с беженцами. Приехать из региона – это вам не приехать без языка, документов и с явными внешними отличиями»

Не думала, что буду жить рядом с Москвой. Я любила Краснодар, прожила в нём больше 26 лет, люблю этот край. Я там выросла, оттуда родственники, там живёт мама. Мне Москва раньше не нравилась, а сейчас – учусь её любить. Центр потрясающий. К сожалению, в Краснодаре такого нет – старых домов почти не осталось.