МАРИНА ЛЕКСИНА

Марина Лексина в 2011 году

Я родом из Ижевска. В Москву переехала в 17 лет, поступив в университет на специальность «Социальная антропология». Это был осознанный выбор.

У меня в детстве была книжка с картинками про человека, про семейство гоминидов, мне было очень интересно, почему человек произошел от обезьяны. Больше всего запомнился австралопитек Люси, первый известный науке представитель своего вида. С тех пор меня это все заинтересовало, я доверилась своей интуиции, к тому же мне понравился набор дисциплин на антропологии, поэтому, в конечном итоге, я решила, что это моё.

Пока я училась, мы вместе с одногруппниками размышляли на тему будущей работы, у нас оказался такой широкий круг знаний, мы столько всего изучали, при этом было непонятно, как всё это можно применить в жизни. После университета я несколько месяцев сидела дома, искала себе работу и нашла в Московском доме национальностей (МДН), решив, что уж там-то я точно смогу применить свои научные знания. Потом я сожалела о сделанном выборе.

Дело было в конце 2011 года. МДН — бюджетное учреждение, подконтрольное правительству Москвы. Проработав там шесть месяцев, я поняла, что заведение существует ради трудоустройства отставных военных, начала карьерного роста московских чиновников и, должно быть, для отмывания денежных средств, такое у меня сложилось впечатление.

О правах человека я задумывалась еще в конце учебы в университете из-за политических событий, происходивших в тот момент в стране: выборы в парламент, события на Болотной площади, проспекте Сахарова. Я читала сайт «Гражданского содействия», на тот момент он еще не был таким красивым, как сейчас, старая версия была невзрачной, но зато там было очень много текстов. Я сидела и читала всё, что там написано, и мне нравилось то, что я видела, поскольку тексты отвечали моим внутренним запросам на тот момент.

Одна одногруппница работала в «Гражданском содействии», она посоветовала мне прийти в организацию и стать волонтером, предупредив, что, возможно, мне повезет, и меня возьмут в штат. Проработав месяц на волонтерских началах в проекте помощи трудовым мигрантам, я зарекомендовала себя, и меня взяли в штат. Мне очень повезло.

Работа в приёмной

У меня стандартный рабочий график с понедельника по пятницу. У нас три приемных дня, я работаю в приемной, разговариваю с людьми: с трудовыми мигрантами, с беженцами, всеми, кто нуждается в помощи. Также на меня возложена некоторая административная нагрузка. По неприемным дням, во вторник и четверг, я занимаюсь индивидуальными делами, просматриваю кейсы, координирую адвокатов.

У нас нет вертикали в организации. Светлана Алексеевна – председатель Комитета, и если мы, скажем, не можем найти решения по делу, и нам необходимо экспертное мнение, мы обращаемся к ней, а так у нас горизонтальная структура, мы не ограничены в принятии решений. Но есть вопросы, которые решаются коллегиально, в эти моменты мы стараемся прийти к общему мнению.

В «Гражданское содействие» приходят не только сирийцы, афганцы и выходцы из Африки, очень много беженцев из Украины. Их положение в России весьма неоднозначно, вы видели по телевизору, как радушно встречают украинских беженцев, как их расселяют и обеспечивают. В реальности все не так гладко. Существует постановление, которое распределяет процент беженцев с Украины, которых принимают и обустраивают в регионах. Москва, Московская, Ленинградская и Ростовская области и Крым в этот список не входят. Это означает, что местным органам ФМС дана команда не принимать украинских беженцев в столице. Это интерпретируется в качестве неких «квот» на убежище.

Раньше это слово употребляли в кавычках, но в последних письмах, которые мы получаем от ФМС, они уже кавычки не ставят. Де-факто они ввели мифические квоты на временное убежище, чего не может быть, потому что невозможно квотировать право человека на обращение за убежищем. Куда он приезжает, там он и подает на убежище. Приехали люди из Донецка в Москву, они здесь могут обратиться за убежищем, но этого не происходит. Когда они идут в ФМС, им говорят, что мы здесь не ведём прием, мы ничего не даем, у нас нет квот. Существуют регионы, туда и поезжайте. Ехать они предлагают в депрессивные районы типа Магадана или Хабаровского края.

«К нам приходят разные беженцы, есть и из научного сообщества. У меня скоро интервью с физиком-ядерщиком из одной ближневосточной страны. Жизни этого человека грозит опасность»

ФМС предлагает украинцам вступать в программу переселения соотечественников. Это программа для добровольных переселенцев в РФ по закреплению на какой-то определенной территории. Они решают демографическую проблему таким образом. Некоторые из беженцев никогда не были в Сибири и на Дальнем Востоке. Когда они приезжают туда, то пребывают в шоке. Невозможно найти работу, невозможно легализоваться, и они уезжают обратно в Москву или Санкт-Петербург, туда, где сосредоточено много денег и существует возможность заработать. Так называемые «квоты» создают препятствия для этих людей.

Сначала людям даже оплачивали дорогу до определенного региона и ориентировали на месте, могут ли они попасть в ПВР. Сейчас просто тыкают пальцем на карту и говорят: «Поезжайте». Как правило, эти люди застревают в таком «правовом лимбе», они вроде как беженцы, а вроде как и нет. Как дальше легализоваться? Им предлагают оформить патент – это аналог разрешения на работу, по которому можно работать у физических и юридических лиц. Для граждан из стран СНГ он предусмотрен. Но тут люди попадают в порочный круг, у них заканчиваются деньги, нужно легализоваться, патент стоит дорого, за него нужно платить каждый месяц, денег нет. Они не получают патент и остаются в подвешенном состоянии.

«Когда только началась украинская волна, к нам приходили люди и спрашивали: “Это здесь организация, которая помогает украинцам?”. На это приходилось отвечать, что “Гражданское содействие” помогает всем, вне зависимости от их национальной принадлежности»

Работаем по обращениям: приходит человек, пишет заявление через нас, потом ему начинают содействовать, так как оснований для отказа нет. Им легко отказать человеку, который пришел к ним с ходатайством или с заявлением – квот нет, езжай в другой регион. Но уже в переписке они такого сказать не могут, потому что это документ, а они нарушают закон.

Фотография с детьми-беженцами из Сирии

Несмотря на прогресс, научные и социальные достижения, на земле остаются места, откуда люди вынуждены бежать, и в этом смысле наша работа никогда не закончится.

Я мечтаю учиться, но понимаю, что в России наука отходит на второй план в связи с реформами в сфере образования. У нас в Комитете работает мой коллега, недавно защитивший кандидатскую по философии, он говорит, что наука приходит в упадок. Это косвенно видно по отношению к библиотеке ИНИОН РАН, часть которой недавно сгорела, и по тому, что научное управление передано каким-то чиновникам, которые не имеют никакого отношения к науке. Это симптоматичный и тревожный звоночек. Я думаю, что если буду учиться, то, наверное, это уже будет происходить не на территории России. Потому что я безумно хочу дальше продолжать научную деятельность и развиваться.

Учеба в вузе повлияла на мои взгляды на религию, я читала труды Эриха Фромма, он говорил о том, что внутренние силы позволяют человеку обходиться без религии, и нужно смотреть внутрь себя и находить источник любви. Мне эта точка зрения импонирует.

У меня есть внутренний запрос на что-то такое осмысленное. Я поняла, что пока не могу читать художественную литературу и читаю научные труды или научпоп. Про вещи, сближающие меня с природой, с историей, с интеллектом, с познанием – всё это мои любимые слова.

* Настоящий материал (информация) касается деятельности иностранного агента Комитет «Гражданское содействие» и иностранного агента Ганнушкиной Светланы Алексеевны