Арсений Левинсон

Александр Передрук

Я юрист, специализируюсь на правовых консультациях по делам, связанным с наркотиками. Поддерживаю проекты «Снижение вреда — Москва» и «Уличные юристы», участвую в помощи наркопотребителям в одной команде с юристами и социальными работниками из Фонда имени Андрея Рылькова.

Тюрьма не лечит; наркоманы – это больные люди, которые нуждаются в социальной и медицинской помощи, а не в тюремном заключении. Лишение свободы только усугубляет проблему: увеличивает количество заключенных, негативно сказывается на состоянии пенитенциарной системы. Места заключения переполнены людьми, которые не заслуживают изоляции, но нуждаются в помощи и социальной поддержке. Им необходимы низкопороговые сервисы: реабилитация, медпомощь, заместительная терапия, – а в России ничего этого нет.

Часто «уличные юристы» начинают работать с человеком, когда его задержали за какую-нибудь ерунду вроде употребления в общественном месте или когда он сам обращается в проект, чтобы добиться хоть какого-то лечения. Наркозависимые не воспринимают российские больницы как эффективный способ избавления от наркозависимости, но у них нет другого выхода. Поскольку у нас высокопороговые наркологические услуги, «уличные юристы» помогают им, например, лечь в больницу.

«Как правило, людей, с которыми ведется работа, «уличные юристы» знают уже несколько лет»

В ходе работы проекта они иногда пропадают на некоторое время, потом возвращаются. Если они попадают в тюрьму, «уличные юристы» продолжают оказывать им посильную поддержку, ведь такие люди чаще всего не получают ее с воли.

Проект «Уличные юристы» функционирует следующим образом. Аутрич-работники общаются на улицах с потребителями наркотиков. Они разговаривают о проблемах, обещают поиск решений, помогают обрести веру, рассказывают о положительном опыте Фонда. Юристы готовят процессуальные документы и жалобы на неоказание медпомощи. Когда человека обвиняют в сбыте, при том что квалификация должна быть другой, они помогают выстраивать позицию по уголовному делу. Людям объясняют, что они могут защищаться от предъявленного обвинения, а также в случае неоказания медпомощи.

Я был общественным защитником Марьяны, девушки, которую обвинили в сбыте героина. Ей дали девять лет лишения свободы. Она больна наркоманией с 2003 года, и за эту болезнь ей дали девять лет колонии общего режима. Недавно она уехала в колонию и звонила мне с просьбой направить жалобу в УФСИН Москвы на то, что её этапировали до того, как ознакомились с апелляционным определением.

«В России половина всех осужденных женщин сидит за наркотики»

При этом в женских тюрьмах гораздо меньше наркотиков чем в мужских. Там у них нет возможности продолжать употреблять наркотики, но это не значит, что они избавляются от зависимости. Это просто вынужденный перерыв, после которого, как правило, ничего не меняется в лучшую сторону.

Правозащитники Сергей Кривенко, Александр Передрук и Элла Полякова на пресс-конференции

В нашем обществе процветает наркофобия. Существует предвзятое отношение к наркозависимым со стороны суда. Они рассуждают так: «Зачем ей свобода? Да, я понимаю, что девять лет — это много, но она же наркотики не бросит, зачем нам давать ей шанс?» Мы просили заменить заключение на лечение, так как существуют возможности получения принудительного лечения вместо наказания в виде лишения свободы, но судья просто не хотел их рассматривать, из-за того, что подсудимая не приходила на некоторые заседания.

В гражданских делах также на практике сталкиваешься с тем, что судья, если речь идет о лишении родительских прав, берет на себя функцию вершителя социальной справедливости. Он вроде как несёт благую миссию, спасает этих детей от «ужасной наркозависимой мамаши». Стигматизация здесь огромная, а детей при этом отдают в детдом.

К нам обращалась одна девушка по имени Елена. Её лишили родительских прав. Возможно, она была не самой лучшей матерью, поскольку была больна наркозависимостью. Но она в действительности заботилась о детях: у нее всегда была чистая квартира, дети учились в школе на отлично. Её лишили родительских прав только за то, что она больна, а ее детей не отдали под опеку бабушке, потому что бабушка была судима в 1970 году.

«Когда речь идет об уголовных делах, связанных с наркотиками, успешность этой работы можно оценить на 1%»

Очень редко удается чего-то добиться в уголовном процессе, так как у нашей судебной системы сильный обвинительный уклон. Тем не менее у проекта «Уличные юристы» много побед, и он показывает свою эффективность. Были случаи, когда «уличные юристы» помогли человеку освободиться из СИЗО, случаи компенсации морального вреда за незаконное лишение свободы. Иногда нам удавалось добиться каких-то промежуточных вещей: переквалификации, компенсации морального вреда, применения обратной силы закона.

Нашу команду связывают общие цели. Даже когда возникают проблемы с финансированием, мы остаемся и продолжаем работу. В Фонде мне больше всего нравится отсутствие иерархии. Каждый человек занимается тем, что ему нравится, что ему интересно, и занимает нишу в общем деле.

Были случаи, когда «уличные юристы» четыре месяца не получали зарплату, но проект продолжал работать в том же ритме, потому что нельзя же перестать помогать человеку по уголовному делу или прекратить решать проблемы людей, которые уже обратились в Фонд, из-за того, что нет зарплаты.