СВЕТЛАНА ГАННУШКИНА

Я в своей организации проработала бесплатно 10 лет. Первый грант мы получили в 1998 году — это было соглашение с УВКБ ООН, — а функционировала организация с 1988 года. Скажу, что это было ужасно тяжёлое время: сложно было найти деньги даже для того, чтобы обратившемуся к нам беженцу дать что-то из еды на ужин.

Встреча правозащитного совета с президентом РФ

У нас существует требование по безвозмездной работе в течение года для будущих сотрудников организации, исключая беженцев. Это прописано в уставе, но пункт, к сожалению, придется убрать, потому что сегодня для молодых людей работать бесплатно представляется практически невозможным. Человек приезжает из региона, ему необходимо снимать квартиру, питаться. В молодости я преподавала и жила на эту зарплату, но когда мы начали работать профессионально, совмещать это оказалось невозможным. Поэтому условие о безвозмездной работе придется снять, увы. Тем не менее, у нас практикуется испытательный срок и неполная ставка на этот период, мы смотрим, как работает человек. Люди от нас уходят, если не выдерживают и не сочувствуют беженцам. Уходят и хорошие специалисты. Потому что молодому человеку хочется успеха, а в нашей работе, к сожалению, успех – это большая редкость.

Иногда создается впечатление, что наша деятельность идёт вхолостую, но я понимаю, что это, конечно, не так. Капля камень точит. У нас были такие случаи, когда мы очень долго чего-то добивались, а потом это вдруг становилось частью закона. Так было с беженцами из Азербайджана, приехавшими в 1989-90-х годах ещё до распада СССР. С тех пор они живут в России, но до 2002 года не были признаны гражданами. Мы с этим боролись.

Когда я была членом Совета при президенте России по развитию гражданского общества и правам человека, у нас было заседание, на нём выступал представитель ФМС, который объяснял, почему чиновники считают, что такие люди не могут получить гражданство. Видимо, это как-то проникло в сознание заместителя председателя Верховного суда Жинькова, ведь сколько мы ему до этого писали – ничего не работало. Важно сотрудничество глаза в глаза. Потому что когда он понял, о чем идёт речь, выслушав нашу позицию, сказал: «Ну как же так?! Установите факт постоянного проживания с 6 февраля 1992 года и всё, они станут гражданами». Издал письмо-инструкцию для судов, и люди потоком пошли в эту инстанцию. Дальше уже бывшие беженцы спрашивали ФМС, где получить новый паспорт. Таким образом решилась очень серьезная проблема.

«С человеком бессмысленно говорить о праве, если вечером ему нечем кормить детей. Мы стараемся помочь удовлетворить базовые потребности и только после предлагаем начать делать конкретные шаги»

В определенный момент на территории страны было много внутренне перемещенных лиц из Чечни, ко мне пришло несколько писем, и я посетила центр, где содержались эти люди. Составила список особо нуждающихся и отправила им деньги. Мне стали приходить письма из других мест. Одна женщина написала, что её семья живет у кого-то в колясочной, в каморке под лестницей — четыре человека, есть нечего, двое маленьких детей. Я отправила им пятьсот рублей, прошло два года, и вдруг к нам в офис приходит женщина и отдает эти деньги. Мне не хотелось брать их, но это было удивительно трогательно.

Поездка в Итум-Калинский район, Чечня

Другая женщина прислала мне письмо, прочитав которое, я чуть не разрыдалась. В нём было написано: «Вы прислали нам пятьсот рублей…» — тогда шла первая чеченская война, уровень инфляции был другим — «…Мы купили деду валенки, сыну — шапку, мешок картошки, подсолнечное масло и десять килограмм лука. Поджарили картошку с луком на подсолнечном масле и в первый раз за несколько месяцев были по-настоящему сыты». Это трогает, ты понимаешь, раз человек считает необходимым ответить тебе, значит эта работа проходит не зря, особенно, когда эти истории связаны с детьми.

Приходит преуспевающая бизнес-леди, она делает дизайн квартир для богатых людей, показала портфолио. А ведь всё началось с того, что она купила маленькую комнатушку в Москве, и её не хотели там регистрировать. По нашему заявлению она была зарегистрирована, самостоятельно подала в суд и выиграла. Дело пошло, она разбогатела. Женщина пришла рассказать нам свою историю и пожертвовала деньги.

Люди поехали туда, куда их приглашали, в надежде работать в какой-нибудь фирме, организации. Потом нам приходили письма отчаяния. Их не приняли, не обеспечили работой или платили гроши. Одной семье предложили сходу приобрести мебель на 90 000 рублей. Им еще дали жильё, и они сначала радовались, но потом оказалось, что это классная комната в полуразрушенной школе. Мебели там не было, поэтому они купили её у кого-то из посредников. Оказалось, что 90 000 рублей — вся их зарплата за будущий период. После этого не было понятно, чем дальше питаться. Если бы не местные жители, которые приносили детям молоко, то они вообще не знали, как бы выжили.

Никаких квот на убежище для беженцев из Украины нет и быть не может. По закону человек подаёт заявление в том месте, куда он приехал. Квоты — изобретение ФМС.

По закону об иностранных агентах мы должны сопровождать наши материалы пометкой о том, что они изданы и распространены некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента. Мы этого делать не будем. Пускай нас штрафуют, закрывают, мы будем бороться, но называть себя этим позорным словосочетанием не станем ни при каких обстоятельствах.

В России аскетизм и презрение к деньгам — это элементы культуры, и поэтому агитация против нас основана на том, что мы, выполняя чьи-то распоряжения, за счет этого обогащаемся. За какие-то «печеньки» работаем, как теперь говорят. Это ужасное слово, которого в русском языке нет. Деньги, которые мы получаем, — это очень небольшие суммы. Многие из тех, кто от нас уходит, — юристы и адвокаты высокого уровня — делают это именно потому, что за месяц зарабатывают столько, сколько легко получат в другом месте за одно дело. Первый взнос в нём будет больше, чем месячная зарплата у нас. Когда у людей семьи, это можно понять.

«Мы не можем на табличке Комитета написать как во время войны: “Комитет закрыт. Все ушли в депрессию”»

Как мы справляемся со стрессом? А куда нам деваться? Во-первых, мы не можем впасть в депрессию. Не можем, потому что раздастся звонок по новому делу, и начнется суета и беготня. К тому же, государство постоянно делает нам такую инъекцию адреналина, что впасть в депрессию трудно.