Оксана Парамонова

Оксана Парамонова

В 2004 году я писала курсовую работу, связанную с информационными поводами. Преподаватель посоветовал стажировку в некоммерческих организациях, мотивировав это тем, что у них живая пиар-структура. Таким образом я попала к «матерям».

Меня шокировали истории, которые рассказывали призывники и родители во время консультаций. До этого я не придавала значения проблеме насилия в армии. Я записалась в волонтеры, участвовала в бурной деятельности организации; тогда проходило множество публичных мероприятий: кинопоказы, митинги, пикеты. Для меня это было новой областью.

Школы прав человека в то время были массовым явлением. Люди приходили в шоковом состоянии из-за опыта личного взаимодействия с системой. Они объединялись в команды, общались между собой, пытаясь самостоятельно разобраться с возникавшими проблемами. Школа прав человека заключалась не в объяснении каких-то конкретных вещей, мы просто читали статьи конституции и предлагали людям осмыслить их. Это оказалось эффективно.

В 2008 году мы наблюдали резкое сокращение людей, обращающихся в организацию; тогда срок срочной службы сократился до одного года. До этого военнослужащие служили дольше, было много тяжелых историй. «Бегунки», солдаты вынуждено оставившие военную часть, еженедельно попадали к нам, иногда группами по 2-3 человека. Организация находила возможность приютить на время родителей солдат съезжавшихся из регионов. Сейчас такого уже нет.

«Организация достигла высокого уровня профессионализма: многое из того, что мы делали раньше по интуиции, на ощупь, не думая, что так можно, сегодня решается на основании досконального знания нормативной базы»

К сожалению, качественно ситуация в армии не улучшилась. Минобороны стало тщательнее скрывать информацию, уговаривать семьи “потерпеть”, если у детей возникали проблемы. Уровень патриотического подъема в последние годы также сыграл роль в том, что сегодня в нашу организацию обращается меньше людей. Ну и коррупция, что расцвела в середине нулевых, внесла вклад. Раньше люди приходили к нам, и для них это было словно глоток воздуха, потому что информации о военной службе было крайне мало. Одна треть из них оставалась с организацией после первого занятия и продолжала решать проблемы. Ну а сегодня много людей могут почерпнуть информацию из сети, найти телефон и позвонить на горячую линию.

Это пример подписи, которая появится, когда будут материалы.

У нас был один проект, во время которого мы посещали российские города в Северо-Западном регионе и проводили мероприятия на базе организаций, которые существовали на местах. В большинстве случаев стало понятно, что организации не готовы заниматься просвещением людей. Они готовы сидеть два часа в неделю, чтобы принимать и консультировать. Это немаловажно, но, чтобы менять что-то системно, нужно, чтобы люди начали действовать самостоятельно. Для этого нужно посвящать им больше времени.

Количество обращений по скайпу и география демонстрируют, что у людей высокая потребность в информации, касающейся призыва. Проблемы везде общие, но если в Петербурге чиновники привыкли к наличию в городе правозащитной организации и боятся новых скандалов, то в маленьких регионах человек зачастую вынужден держать круговую оборону против всех: не только военкомата, но и врачей, прокуратуры, следователей.

Комитетов солдатских матерей много, мы всячески открещиваемся от них, потому что качество деятельности организаций, существующих под такой вывеской, довольно низкое. Комитеты в регионах были созданы в начале 1990-ых, в то же время появилась и наша организация. Создатели сознательно ушли от модели вертикальности, подчинения центру, находившемуся в Москве, и прочих сопутствующих вещей.

«В регионах печальная ситуация. Пострадавшим от правового беспредела часто просто не к кому обратиться»

Еще в этих комитетах есть одна психологическая проблема. Туда то ли специально, то ли случайно попадают матери погибших солдат. Эта утрата сильно деформирует личность и влияет на то, какой смысл они вкладывают в собственную работу. Да, им хочется помогать, и это внутреннее стремление понятно, но такие люди неспособны вставать в оппозицию к чиновнику. Почему-то они всегда пытаются оправдывать их действия, и это странно, учитывая, что эта система фактически лишила их близкого человека.

Мне кажется, в Петербурге в начале 1990-ых было сильное демократическое движение, и на этом фоне создавалось большое количество организаций, основанных на гуманистических началах и уважении к правам человека. Возможно, роль сыграла большая концентрация интеллигентных людей в одном месте. Именно у них еще сохраняется собственное достоинство. «А у остальных, – как говорит Элла Полякова, – его надо просто разбудить».