Элла Полякова

Был такой роман Кобо Абэ «Человек-ящик». Чтобы уйти от действительности, люди надевали на себя картонный ящик с прорезью для глаз и жили каждый в своём мире. Я была человеком-ящиком до 1989 года, пока советская власть не применила армию в Тбилиси. В тот момент, когда солдаты саперными лопатками били голодающих студентов и женщин, я вышла из ящика. Я неадекватно воспринимала действительность, мне казалось, что все вокруг возмущены так же, как и я.

Элла Полякова в Сахаровском центре, Москва

Потом последовали события в Нагорном Карабахе, дальше я работала наблюдателем на выборах в Тбилиси и видела, как готовятся войны между народами. В этот момент я поняла, какова роль закрытых военных структур в подобных событиях. Ведь даже если мы хотим каких-то изменений, подлинных демократических ценностей, нам всегда будут мешать люди в форме. Потому что внутри этих структур действуют приказы, иногда они даже бывают преступными. И никто с этими людьми в форме не работает.

В 1991 году меня пригласили на съезд Партии солдатских матерей в Москву, и я увидела бессмысленность этих многочисленных комитетов, встроенных в систему власти. Мы с моими коллегами вернулись и учредили организацию «Солдатские матери Санкт-Петербурга». Мы всегда подчеркивали, что мы горизонтальная правозащитная организация.

Хорошо, что сегодня существует интернет: нам звонят по скайпу и на телефон горячей линии, на сайте висят книги и шаблоны для заполнения документов. Все это для того, чтобы люди имели возможность самостоятельно защищать права. Мы хотим, чтобы люди знали об этом, осознавали ответственность и действовали без насилия. В неделю к нам в среднем приходит 50-70 человек, и мы стараемся выслушать каждого.

Статистику демонстрирует главный военный прокурор Сергей Фридинский. В последнее время он говорит о росте преступлений против человечности в армии, что много преступлений совершают офицеры; некоторые эпизоды связаны с экономическими преступлениями. Люди гибнут в армии. Об этом мы можем судить по тем данным, что получаем от заявителей, и по сообщениям СМИ, хотя такие сообщения всегда нужно тщательно перепроверять.

«Мы, правозащитники, даём людям «удочку» — правовое сознание, чтобы они «ловили рыбу», то есть защищались от произвола чиновников, самостоятельно»

Армия стала у нас какой-то экономической машиной по отъему денег из бюджета, машиной коррупции, причем коррупции в самой разной форме. Людей загоняют в стойло и говорят: «Плати деньги». Развели разные фирмы, и, сколько проверок мы ни проводили, сколько жалоб ни писали, все это бесполезно: эти фирмы очень уверенно держатся на плаву. Я двум министрам обороны задавала вопрос: «Почему у этих контор такой легкий доступ к военным билетам?»

Это пример подписи, которая появится, когда будут материалы.

Какое-то время назад организация вела громкое дело Сергея Мишкина, оно продолжалось больше двух лет. Бывший студент не имел другого выхода и пошел в армию. Конечно, там законом и не пахло во время призыва. Попал в военную часть в поселке Каменка. Так как он был программистом, офицер решил взять его в рабы. Сергей по ночам работал на компьютере, подрывал здоровье. Офицер унижал и применял физическое насилие. В результате довел парня до того, что он сказал матери: «Я больше не хочу жить».

Мать приезжала несколько раз в часть, вела переговоры с командованием, она верила словам военных чиновников, что ситуация наладится. В результате офицер, который бил Сергея, повез его в Военно-медицинскую академию к психиатру. Врач дал заключение «годен к военной службе». Мама звонила, а наша задача – дать человеку выбор, сказать: «Выбирай: вариант такой, такой и такой». Мама не решилась сотрудничать с нами, сейчас она казнит себя за это. Офицеры уговорили положить сына в госпиталь в Кронштадте. Там никто его не лечил. Его продолжали использовать как рабскую силу. Сергея нашли повешенным в спортзале. Когда мы были с мамой в морге, заметили, что руки в краске, цементной пыли. Он был повешен.

«Очень тревожным знаком является то, что с сайта Министерства обороны убрали информацию о гибели солдат в мирное время»

Собрание в офисе организации

Первая версия чиновников – самоубийство. Следователи нагло писали матери письма, что она сама довела собственного сына до этого шага. Среди прочих, была упомянута и наша организация. Мама, когда пришла в себя от ужаса, взяла на себя функцию следователя. Она нашла в социальных сетях сослуживцев, которые уже были на гражданке. Сама провела расследование и предоставила следователю неоспоримые документы. В результате последний объездил города, где жили эти ребята. Они дали свидетельские показания. Меня тоже допрашивали по этому делу. В конце концов, возбудили уголовное дело. Мы хотели, чтобы его рассматривал Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ), но мама пока к этому не готова.

Мы каждый день живем, как последний. Сегодня мы можем помочь людям, значит, будем помогать. Закрыть организацию ничего не стоит, это просто щелчок и все. Почему мы существуем более 20 лет? Я не понимаю. Мы словно кость в горле.