Анна Саранг

Анна Саранг

Я работала во Всероссийской сети снижения вреда и в организации «Врачи без границ». В России они занимались эпидемией ВИЧ/СПИД, когда внутри страны это никого не интересовало. Со временем я всё больше вовлекалась в эту сферу деятельности, потому что проблемы наркозависимых людей остаются актуальными. В 2009 году мы с товарищами открыли собственную организацию.

За семь лет работы Фонда имени Андрея Рылькова у нас сложилась большая команда. К нам присоединились много волонтеров и социальных работников, которые раньше были заявителями. Эти люди активно участвуют в нашей деятельности. У нас высокая степень вовлечения сообщества, с которым мы работаем. Это имеет большую ценность.

Почти для всех, кто у нас работает, Фонд – это дополнительное занятие. Сегодня мы не можем себе позволить привлекать людей на полную занятость. Социальные работники, как правило, трудятся на двух работах одновременно. Бывали времена, когда финансирование не поступало несколько месяцев. Тогда нам приходилось говорить: «Ребята денег нет – задержка». Но никто не переставал работать, все выходили на улицы, потому что люди привержены делу.

У нас бывают конфликты с государственными органами. Например, в 2012 году по совершенно смешной причине закрыли наш веб-сайт . Мы опубликовали на нем рекомендации Всемирной организации здравоохранения о том, что нужно проводить программы заместительной терапии для наркозависимых, и рекомендации Комитета ООН по социальным, экономическим и культурным правам для российского правительства по поводу соблюдения пакта – там тоже говорилось о заместительной терапии. Из-за этого сайт закрыли: якобы за пропаганду наркотиков. Мы судились с ФСКН, и сейчас жалоба лежит в Европейском суде по правам человека. В России добиться справедливости сложно. У ФСКН не было никаких оснований для закрытия сайта – это было еще до закона о блокировках – и мы даже не смогли получить приказ внутреннего предоставления.

В Крыму, как и на всей территории Украины, несколько лет проводилась программа заместительной терапии. Это когда людям, которые страдают от героиновой зависимости или зависимости от других опиатов, под контролем врача предоставляют фармацевтический синтетический опиат – метадон. Они не избавляются от наркотической зависимости, она у них остается, но при этом люди возвращаются в общество, могут пойти учиться или работать, восстанавливаются семьи. У них абсолютно нормально функционирует организм, им не нужно целый день бегать за дилерами и что-то воровать, чтобы купить дорогие наркотики. Они просто приходят к врачу, получают метадон и не испытывают ломки.

«Программы заместительной терапии проводятся во всем мире, кроме нескольких стран типа: России, Туркменистана и Узбекистана»

Когда Крым аннексировали, ФСКН первым делом закрыла программы заместительной терапии. В то время в них участвовало порядка 800 человек. Крымские пациенты до последнего верили в лучшее. Я помню переписку активистов в нашей рассылке: «Ну нет, ну не могут же просто взять и выкинуть людей на улицу; русские должны что-нибудь придумать, какой-нибудь переходный период будет, или это переформатируют в научные исследования». В итоге правительство просто наплевало на эту проблему: программы были закрыты, людям снизили дозировки и не предоставили никакой помощи. Сначала были обещания выделить деньги на проезд в Россию для лечения в реабилитационных центрах, и несколько человек действительно вывезли. Один покончил жизнь самоубийством в Санкт-Петербурге. Многие пострадали. И сейчас, по сведениям некоторых украинских правозащитных организаций, в Крыму уже примерно 100 человек погибли.

«Наркопотребители не интересуют государство, поэтому мы пытаемся занять эту нишу»

Подход к проблеме наркопотребления должен осуществляться через систему здравоохранения, а не в рамках уголовной системы. Недавно бывший глава ФСКН рассказал, что за пять лет чиновники потратили полтриллиона рублей на уголовное преследование 400 000 потребителей наркотиков. Он назвал их «бедолагами», не имеющими никакого отношения к наркобизнесу. Естественно, от того, что эти люди оказались в тюрьме, что были потрачены такие средства, никто не выиграл. Наркотики употреблять они не перестали, наркобизнес в нашей стране не пошатнулся, ничего не изменилось.

Если будут существовать программы заместительной терапии, наркозависимым не нужно будет совершать правонарушения типа «выноса маминого телевизора или обручального кольца». Именно в этом часто обвиняют наркозависимых, тогда как они просто не могут получить квалифицированную медицинскую помощь.

«Мы единственная страна, где растет количество ВИЧ-инфицированных»

Сегодня на искоренение этой проблемы тратятся огромные деньги. Этого можно было бы избежать, если бы десять лет назад начались программы снижения вреда и заместительной терапии, если бы наркозависимыми кто-то занимался, если бы предоставлялись стерильные шприцы, если бы с ними общались. Высокая смертность от туберкулеза тоже связана с тем, что люди не могут получить доступ к адекватному лечению: их выкидывают из больниц за то, что они употребляют наркотики.

Мы же не обсуждаем, стоит ли нам лечить пенсионеров, выгодно ли это экономически или нет. Конечно невыгодно. В некоторых ситуациях экономические аргументы важны, в нашем случае – тоже. Но важен также и гуманистический аспект. Нельзя относиться к наркозависимым людям как к отбросам общества, не помогать им, не поддерживать и не предоставлять помощи.

«ФСКН была фиктивной организацией: никто в ней никакой наркомафией не занимался. Проблемой наркотиков должен заниматься Минздрав. Реабилитационные центры тоже должны принадлежать этому департаменту, а не силовым структурам»

Проблема спайса появилась, потому что люди попытались заменить нелегальное вещество разрешенными аналогами. Спайс – это синтетический каннабиноид. Когда информация о научных исследованиях в области синтетических каннабиноидов просочилась из научных журналов к производителям и стала доступной и массовой, появились спайсы. Изначально это были легальные заменители марихуаны. Когда спайсы стали запрещать, начали появляться новые формулы, и все это привело к тому, что на черном рынке появились очень опасные вещества. Состав и формула таких веществ, как правило, никому не известны. В подавляющем большинстве случаев человек не знает, что он покупает. В прошлом году в России произошло примерно 40 смертей, связанных с употреблением спайса. В других странах мира – тоже.

Анна Саранг

Когда я готовила материал о новых синтетических веществах, я общалась с коллегами из Голландии. Они сказали: «Чего у нас нет, так это проблемы спайсов. Все потому, что у нас марихуана декриминализована. Можно всегда купить в кофе-шопе продукт высокого качества. Никто не пойдет покупать в подворотне неизвестное вещество». Это один из примеров, когда из-за запретительной наркополитики создается очень серьезная угроза общественному здоровью.

Мне кажется, что никакие методы, основанные на унижении человеческого достоинства и попрании прав, когда тебя, как щенка, вытаскивают из дома, пристегивают, лишают еды, держат в наручниках, избивают, заставляют доносить на своих друзей, не могут помочь человеку разрешить проблемы. Наркозависимость – это не просто ломки, это психологические процессы, которые человек сам должен отрефлексировать. Такие психологические проблемы можно и нужно решать путем анализа своей жизни, через работу с психологом и посещение групп поддержки. Уважение и общение на равных – это самое главное, что может помочь человеку. А разговор в стиле «Я тебя сейчас прикую, вылечу!» никогда не работает.

«Уважение к человеку и достойное обращение – вот основы для решения проблем наркозависимых»

Если государство не регулирует наркотики, ими занимается наркомафия и силовые структуры, которые якобы с ней борются. В свое время ФСКН даже спутники покупала. Опыт других стран, где наркотики декриминализуются, показывает, что в целом такая мера приводит к улучшению ситуации: снижаются затраты на правоохранительные органы, на содержание людей в тюрьмах, а эти средства освобождаются для оказания помощи нуждающимся. Легализация марихуаны ведет к контролю за ее оборотом и качеством, а деньги идут не наркомафии, а в бюджет.